Неточные совпадения
Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она
трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать
голову к ее груди и, задыхаясь, сказать...
Он душевно был
тронут слезами бедной матери, и это одно только его смущало и заставляло задумчиво опустить
голову.
— Кто такой Аркадий Николаич? — проговорил Базаров как бы в раздумье. — Ах да! птенец этот! Нет, ты его не
трогай: он теперь в галки попал. Не удивляйся, это еще не бред. А ты пошли нарочного к Одинцовой, Анне Сергеевне, тут есть такая помещица… Знаешь? (Василий Иванович кивнул
головой.) Евгений, мол, Базаров кланяться велел и велел сказать, что умирает. Ты это исполнишь?
Пришла Лидия, тоже измятая, с кислым лицом, с капризно надутыми губами; ее Марина встретила еще более ласково, и это, видимо, искренно
тронуло Лидию; обняв Марину за плечи, целуя
голову ее, она сказала...
Самгин наклонил
голову, чтобы скрыть улыбку. Слушая рассказ девицы, он думал, что и по фигуре и по характеру она была бы на своем месте в водевиле, а не в драме. Но тот факт, что на долю ее все-таки выпало участие в драме, несколько
тронул его; он ведь был уверен, что тоже пережил драму. Однако он не сумел выразить чувство, взволновавшее его, а два последние слова ее погасили это чувство. Помолчав, он спросил вполголоса...
Положим, Ольга не дюжинная девушка, у которой сердце можно пощекотать усами,
тронуть слух звуком сабли; но ведь тогда надо другое… силу ума, например, чтобы женщина смирялась и склоняла
голову перед этим умом, чтоб и свет кланялся ему…
— Ну же, не
трогай! — кротко заговорил Илья Ильич и, уткнув
голову в подушку, начал было храпеть.
— Нельзя! — подтвердила Татьяна Марковна, тряся
головой. — Зачем его
трогать? Бог знает, что между ними случится… Нельзя! У тебя есть близкий человек, он знает все, он любит тебя, как сестру: Борюшка…
Если Борис
тронет ее за
голову, она сейчас поправит волосы, если поцелует, она тихонько оботрется. Схватит мячик, бросит его раза два, а если он укатится, она не пойдет поднять его, а прыгнет, сорвет листок и старается щелкнуть.
Он чесал себе
голову,
трогал лицо, сжимал и разжимал ладони и корчился в судорогах, в углу беседки. Вдруг он вскочил, отбросил от себя прочь плед, в который прятался, и лицо его озарилось какою-то злобно-торжественной радостью, мыслью или намерением.
Я ушел с бароном Крюднером вперед и не знаю, что им отвечали. Корейцы окружили нас тотчас, лишь только мы остановились. Они тоже, как жители Гамильтона, рассматривали с большим любопытством наше платье,
трогали за руки, за
голову, за ноги и живо бормотали между собою.
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув
головой, но, очевидно, для порядка, раскрыл мокрую суровую рубаху мертвеца и, откинув от уха свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной высокой груди арестанта. Все молчали. Фельдшер приподнялся, еще качнул
головой и
потрогал пальцем сначала одно, потом другое веко над открытыми голубыми остановившимися глазами.
Не отъехал он и 100 шагов, как ему встретилась сопутствуемая опять конвойным с ружьем ломовая телега, на которой лежал другой, очевидно уже умерший арестант. Арестант лежал на спине на телеге, и бритая
голова его с черной бородкой, покрытая блинообразной шапкой, съехавшей на лицо до носа, тряслась и билась при каждом толчке телеги. Ломовой извозчик в толстых сапогах правил лошадью, идя рядом. Сзади шел городовой. Нехлюдов
тронул за плечо своего извозчика.
«Как? — говорил он, неистово стуча по собственной
голове, — моих
трогать, моих?
«Я вам скажу, почему мне не хочется умереть, я вам скажу, я вам скажу… теперь мы одни; только вы, пожалуйста, никому… послушайте…» Я нагнулся; придвинула она губы к самому моему уху, волосами щеку мою
трогает, — признаюсь, у меня самого кругом пошла
голова, — и начала шептать…
Авенир качал утвердительно
головой, поднимал брови, улыбался, шептал: «Понимаю, понимаю!.. а! хорошо, хорошо!..» Детская любознательность умирающего, бесприютного и заброшенного бедняка, признаюсь, до слез меня
трогала.
Преданность и кротость, с которой он говорил, его несчастный вид, космы желто-седых волос по обеим сторонам
голого черепа глубоко
трогали меня.
При выезде из деревни, в нише, стояла небольшая мадонна, перед нею горел фонарь; крестьянские девушки, шедшие с работы, покрытые своим белым убрусом на
голове, опустились на колени и запели молитву, к ним присоединились шедшие мимо нищие пиферари; [музыканты, играющие на дудке (от ит. pifferare).] я был глубоко потрясен, глубоко
тронут.
— Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя! Нет, дитя мое, никто не
тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою на
голове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что сделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорил Данило отцу Катерины, который стоял на одном месте, не выражая на лице своем ни гнева, ни примирения.
Эта фраза привела Кочетова в бешенство. Кто смеет
трогать его за руку? Он страшно кричал, топал ногами и грозил убить проклятого жида. Старик доктор покачал
головой и вышел из комнаты.
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето
гол стоит Иван,
Зной его сушит — не высушит,
Гнус ему кровь точит — не выточит,
Волки, медведи — не
трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
Рябчиков ловят много сильями, которые называются пружки. Весь этот снаряд состоит из наклоненного сучка, к концу которого прикреплен волосяной силок, а позади повешен пучок рябины или калины, ибо рябчики большие охотники до этих ягод. Ловцы, по большей части чуваши, черемисы и вотяки, запасаются ягодами с осени и продолжают ловлю во всю зиму. Снаряд так устроен, что рябчик не может достать ягод, не просунув
головы сквозь силок и не
тронув сторожка, который держит древесный сук в наклоненном положении.
Слово участия и ласковый тон вызвали в мальчике еще большую нервную вспышку плача. Тогда девочка присела около него на корточки; просидев так с полминуты, она тихо
тронула его волосы, погладила его
голову и затем, с мягкою настойчивостью матери, которая успокаивает наказанного ребенка, приподняла его
голову и стала вытирать платком заплаканные глаза.
— В лесу починивать?.. Ну будет, не валяй дурака… А ты купи маленькие вески, есть такие, в футляре. Нельзя же с безменом ходить по промыслам. Как раз влопаешься. Вот все вы такие, мужланы: на комара с обухом. Три рубля на вески пожалел, а
головы не жаль… Да смотри, моего золота не шевели: порошину
тронешь — башка прочь.
— А! а! Вот вам и отец!
Головою сына выдаю, мол: извольте его вам, только меня, седого дурака, не
трогайте, Прекрасно! прекрасно! Вот отец так отец!
— Не
тронь ты меня! — тоскливо крикнула она, прижимая его
голову к своей груди. — Не говори ничего! Господь с тобой, — твоя жизнь — твое дело! Но — не задевай сердца! Разве может мать не жалеть? Не может… Всех жалко мне! Все вы — родные, все — достойные! И кто пожалеет вас, кроме меня?.. Ты идешь, за тобой — другие, все бросили, пошли… Паша!
Прошло четыре томительных дня. Я грустно ходил по саду и с тоской смотрел по направлению к горе, ожидая, кроме того, грозы, которая собиралась над моей
головой. Что будет, я не знал, но на сердце у меня было тяжело. Меня в жизни никто еще не наказывал; отец не только не
трогал меня пальцем, но я от него не слышал никогда ни одного резкого слова. Теперь меня томило тяжелое предчувствие.
Алексей Дмитрич видимо
тронут. Но вместе с тем воля его непреклонна. «У него болит
голова», «он так много сегодня работал», «завтра ему надо рано выехать», и притом «этот Маремьянкин с своею
головой»…
Санин хотел было слезть с коня и поднять шляпу, но она крикнула ему: «Не
трогайте, я сама достану», нагнулась низко с седла, зацепила ручкой хлыста за вуаль и точно: достала шляпу, надела ее на
голову, но волос не подобрала и опять помчалась, даже гикнула.
— Если кто из вас, — продолжал князь, — хоть пальцем
тронет этого человека, я тому
голову разрублю, а остальные будут отвечать государю!
— Не
тронь его! — послышалось в толпе, — не
тронь блаженного! В наших
головах ты волен, а блаженного не
тронь!
— Есть еще адамова
голова, коло болот растет, разрешает роды и подарки приносит. Есть голубец болотный; коли хочешь идти на медведя, выпей взвару голубца, и никакой медведь тебя не
тронет. Есть ревенка-трава; когда станешь из земли выдергивать, она стонет и ревет, словно человек, а наденешь на себя, никогда в воде не утонешь.
Хаджи-Мурат ехал шагом. Казаки и его нукеры, не отставая, следовали за ним. Выехали шагом по дороге за крепостью. Встречались женщины с корзинами на
головах, солдаты на повозках и скрипящие арбы на буйволах. Отъехав версты две, Хаджи-Мурат
тронул своего белого кабардинца; он пошел проездом, так, что его нукеры шли большой рысью. Так же ехали и казаки.
— Я сегодня тоже интересный сон видел, — объявил Володин, — а к чему он, не знаю. Сижу это я будто на
троне, в золотой короне, а передо мною травка, а на травке барашки, все барашки, все барашки, бе-бе-бе. Так вот все барашки ходят, и так
головой делают, и все этак бе-бе-бе.
Небольшого роста, прямой, как воин, и поджарый, точно грач, он благословлял собравшихся, безмолвно простирая к ним длинные кисти белых рук с тонкими пальчиками, а пышноволосый, голубоглазый келейник ставил в это время сзади него низенькое, обитое кожей кресло: старец, не оглядываясь, опускался в него и, осторожно
потрогав пальцами реденькую, точно из серебра кованую бородку, в которой ещё сохранилось несколько чёрных волос, — поднимал
голову и тёмные густые брови.
— Мне что? Пускай их, это мне и лучше. Ты, Мотя, не бойся, — заговорила она, встряхнувшись и жадно прижимая его
голову ко груди своей. — Только бы тебя не
трогали, а я бывала бита, не в диковинку мне! Чего боязно — суда бы не было какого…
— Всегда, как только мое право нарушит кто-нибудь. Но я действительно получила урок. Мне было не так весело, — обратилась она ко мне, — чтобы я захотела
тронуть еще раз что-нибудь сыплющееся на
голову. Но нельзя было подумать.
— Вы меня ударили, — сказал Гез. — Вы все время оскорбляли меня. Вы дали мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя так, как будто я ваш слуга. Вы сели мне на шею, а теперь пытались убить. Я вас не
трону. Я мог бы заковать вас и бросить в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не
головой вниз — я не так жесток, как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
Д удаков. Возможно. И сегодня неприятность… Этот осел,
голова, упрекает: неэкономно! Больные много едят, и огромное количество хины… Болван! Во-первых, это не его дело… А потом, осуши улицы нижней части города, и я не
трону твоей хины… Ведь не пожираю я эту хину сам? Терпеть не могу хины… и нахалов…
— Безумный! — сказал священник, схватив его за руку. — Иль ты о двух
головах?.. Слушайте, ребята, — продолжал он, — я присудил повесить за разбой Сеньку Зверева; вам всем его жаль — ну так и быть! не
троньте эту девчонку, которая и так чуть жива, и я прощу вашего товарища.
Андрей Ефимыч сконфузился и приложился к образу, а Михаил Аверьяныч вытянул губы и, покачивая
головой, помолился шепотом, и опять у него на глазах навернулись слезы. Затем пошли в Кремль и посмотрели там на царь-пушку и царь-колокол и даже пальцами их
потрогали, полюбовались видом на Замоскворечье, побывали в храме Спасителя и в Румянцевском музее.
Сатин. Брось! Не
тронь… не обижай человека! У меня из
головы вон не идет… этот старик! (Хохочет.) Не обижай человека!.. А если меня однажды обидели и — на всю жизнь сразу! Как быть? Простить? Ничего. Никому…
Он приложил руку к Егорушкиной
голове,
потрогал щеку и сказал...
Иван Иваныч подошел к дивану,
потрогал Егорушку за
голову, смущенно крякнул и вернулся к столу.
Эта улыбка и ответ совершенно разочаровали Нехлюдова в надежде
тронуть мужика и увещаниями обратить на путь истинный. Притом ему всё казалось, что неприлично ему, имеющему власть, усовещивать своего мужика, и что всё, чтò он говорит, совсем не то, чтò следует говорить. Он грустно опустил
голову и вышел в сени. На пороге сидела старуха и громко стонала, как казалось, в знак сочувствия словам барина, которые она слышала.
Потугин ничего не отвечал на ласковые речи Литвинова, стоял, переминаясь с ноги на ногу, посреди комнаты и только посмеивался да покачивал
головой. Радушный привет Литвинова его, видимо,
тронул, но в выражении его лица было нечто принужденное.
— Не-ет… кабы ушла, я бы в омут
головой… Говорит — или убей, или — не
тронь… Я, говорит, тебе тяжела… Души, говорит, никому не дам…
Как вы смели трогать-то ее своими грязными лапами! Она, как есть, голубка; а вы мало чем лучше дьяволов. Вот она, шутка-то! И я-то, дурак, тешить вас взялся! Пора мне знать, что у вас ни одной шутки без обиды не обходится. Первое ваше удовольствие — бедных да беззащитных обижать. (Приносят воды, он льет ей несколько капель на
голову). Уж эта ли девушка не обижена, а тут вы еще. Дома ее заели совсем; вырвалась она кой-как...
Солнце осветило над ним золотой
трон и сидящую фигуру в блестящей короне, над которой торчали золотые рога. Вася продвинулся дальше — и снова клуб пыли от крутнувшего огромнейшего широкого колеса, на котором поднялась и вновь опустилась в полумраке человеческая фигура: солнце до нее не дошло. Зато оно осветило огромного, красного сквозь пыль идола с лучами вокруг
головы.
Он подвинул левую ногу,
голова его ушла в плечи, и, когда толстяк-придворный последним торопливо исчез в кулисе, Гамлет, с середины сцены, одним могучим прыжком перелетел на подножие
трона.